— И как же вы намерены с ним связаться, если он умер? Вызвать его дух и заняться столоверчением?
— Приедем — покажу, — лаконично ответил Дин.
Рядом с коттеджем Дина стоял разрисованный камуфляжными узорами армейский вездеход. Трое молодых ребят в комбинизонах и пятнистых беретах дефилировали между вездеходом и входной дверью. В кажущейся небрежности, с которой они держали свои автоматы читалась скрытая угроза.
— Это еще что за цирк? — поинтересовался Дин, вылезая из машины — у нас что, военное положение?
— Всвязи с беспорядками, ваш дом, находится под охраной группы спецназначения, — сообщил Айсхопф, — как, впрочем, и ряд других объектов.
— Ладно, — сказал Дин, — под охраной, так под охраной. Пойдем в дом. Я обещал вам кофе.
— И продемонстрировать вызывание духов, — напомнил Айсхопф.
— Разумеется. Кстати, вы не в курсе, "Серебряные Холмы" до сих пор заблокированы по кабельной связи?
— Пока да, хотя мы рассматриваем…
— Я просто спросил да или нет, — перебил его Дин, — значит, придется как в прошлый раз. Садитесь к кросс-монитору. Когда будет надо, я вас подключу.
Дин прошел в кабинет и погрузился в виртуализатор.
… Уже знакомый Дину автосекретарь фирмы-душеприказчика снова вежливо сообщил о том, что связаться с Томасом Ларсеном невозможно по причине его смерти. Однако, стоило Дину представиться, как автосекретарь вежливо поинтересовался, не желает ли мистер Снорри добавить что-нибудь к эпитафии.
У Дина, разумеется, такое желание было:
— Смысл существования — это то, что дает разуму интерес и волю к жизни, — сказал он.
— Ваши эпитафии обладают тем свойством, что нельзя определить, относятся они к живому или к мертвому, — заметил автосекретарь.
— Сомнительна ситуация, когда человек мертв, — ответил Дин, — одни говорят, что его уже нет, другие — что он все еще есть. Иные говорят: "кто умер, но не забыт, тот бессмертен", иные же: " кто не теряет свою природу, вечен".
— А каково ваше мнение по этому поводу, мистер Снорри?
— Мое мнение просто. Для себя я есть, пока я могу задать себе вопрос: "кто я?" и убедить себя в том, что «я» — это я. А для окружающих, соответственно, если я и их могу убедить в том же.
Раздался мелодичный писк и произошло включение.
Вокруг от горизонта до горизонта простирался безжизненный морской берег. Сверкающие под ярким солнцем волны набегали на него с ритмичным шорохом, чуть-чуть не касаясь ног сидящего на песке обнаженного юноши с фигурой лайфсейвера и лицом Ларсена, каким он, наверное, был в молодости. В шагах в двадцати от него перебрасывались мячиком две такие же обнаженные и исключительно привлекательные девушки.
— По крайней мере, меня ты убедил. Привет Дин.
— Привет, Том. Как дела?
— Бездельничаю, как видишь, — ответил Ларсен, швыряя в море подвернувшийся под руку камешек, — а ты, конечно, опять с какой-нибудь проблемой. Очередные переговоры о мире, не так ли?
— Верно, Том.
— И ты снова посредничаешь?
— Нет. И больше, наверное, не буду. Так что можем поговорить о том — о сем, а потом, если ты, конечно, не будешь возражать, я приглашу на беседу одного человека.
— Кого, если не секрет?
— Некто Кейл Айсхопф. Крупная шишка из Бюро. Он торчит у меня в гостиной.
— Ну, что ж, это будет любопытно.
Одна из девушек повернулась и изящным движением бросила мяч Дину.
Он автоматически поймал его, перебросил обратно и заметил:
— Симпатичные девчонки.
— В некотором роде, мои крестницы, — сказал Ларсен, — фантомы, как и я, но, в отличии от меня — синтетические, то есть никогда не имевшие биологического прототипа. По-моему, ты им понравился. Может быть, хочешь развлечься?
— Как-нибудь в другой раз.
— Дружище, так всю жизнь можно отложить на другой раз.
— Глядя на тебя, начинаешь верить, что этот "другой раз" может оказаться не так уж плох.
— У каждого раза своя специфика, — сказал Ларсен, — как ты понимаешь, эта жизнь, все же, весьма существенно отличается от той, которую принято называть "реальной".
— Чем, кстати? — поинтересовался Дин.
— Вот уж от кого не ожидал такого вопроса, так это от тебя.
Хотя… Может быть, именно от такого человека, как ты, его и следовало ожидать. Знаешь, что самое любопытное?
— Что же?
— А то, — сказал Ларсен, — что я абсолютно уверен в наличии существенной разницы, между «той» и «этой» жизнью, но органически не могу понять, в чем она заключается. Это напоминает пробуждение, когда мгновенно забываешь сон, который только что видел. Где-то в глубине сознания болтаются ошметки каких-то неясных образов, но их никак не удается соотнести с реальностью яви.
— Интересная аналогия, — заметил Дин, — и мне кажется, что она гораздо глубже, чем просто аналогия. Ты же не будешь отрицать, что при таком мгновенном стирании сна часть нашего «я» разрушается.
— Но само «я» остается, — добавил Ларсен, — как ты сказал, для себя я есть, пока я могу задать себе вопрос: "кто я?" и убедить себя в том, что «я» — это я. Сам придумал?
— В основном — да.
— Очень интересно. Надо будет покрутить эту мысль так и сяк.
— Я рад, что тебе понравилось. А сейчас, если не возражаешь, я приглашу мистера Айсхопфа.
Ларсен кивнул. Дин исполнил символ присоединения и на песке появился кросс-монитор. Лицо Айсхопфа на экране сразу же приняло несколько удивленное выражение — он явно не привык вести переговоры с голым собеседником в присутствии голых девиц, играющих в мяч.